Торможу, машину заносит.
Съезжаю на проселочную дорогу.
Темно хоть глаз выколи — слишком рано мы здесь оказались. Не сможем выйти на лед в темноте.
Придется ждать.
Луна, как сказала бы моя мама, в восьмом доме гороскопа.
Но мне нужно солнце.
Я выключаю двигатель, вытаскиваю пачку мексиканских сигарет и апельсин.
Пейзаж вокруг этого замерзшего озера, упрятанного в глуши американского штата Вайоминг, напоминает гравюру с изображением средневековой мавританской Испании. Минаретами высятся кизиловые деревья, гладь застывшей воды раскинулась, словно молитвенный коврик саджадах, а вороны в ветвях кричат, будто муэдзины.
Пытаюсь подобрать какую-нибудь кубинскую метафору, но не нахожу. На Кубе нет ничего подобного.
Безлюдно. Холодно. Спокойно. Безопасно.
Но и Америка — всего лишь образ в мозгу тех, кто никогда здесь не бывал. А приедешь сюда — и поймешь: страна как страна, не лучше и не хуже других.
Я просунула руку под мышку Юкилису, приподняв его над водой посиневшими на морозе пальцами, и начала говорить, а ему пришлось выслушать мой рассказ.
Я с Кубы, расследую смерть своего отца. Бедный сбитый мексиканец. Городской крысолов. Безымянный трудяга с поддельным паспортом. Никто.
Под видом горничной проникла к тебе в дом. Собирала материал и улики, подслушивала. Выяснила, что миссис Купер ни при чем. И Эстебан тоже. Как и Тоби. Это — ты. Я знала, что это ты. Мне Джек сказал. Мне все это говорили. Ты сбил моего отца и оставил его умирать на обочине.
Ну… Теперь ты знаешь.
Что можешь сказать в свое оправдание?
Ничего.
Он говорить не может. Едва дышит.
Пар от дыхания облачком застывает у наших ртов и смешивается с табачным дымом.
Скажи мне. Давай побыстрее, я буду к тебе милосердна. Потому что Пако прав, духа для такой работы мне явно не хватает. Ну же. Говори. И давай покончим с этим поскорее.
Говори. Пожалей себя.
— Рассказывай.
Смерть — туман на поверхности льда. Ей он не в силах сопротивляться.
— Но… это безумие, я не сбивал никого… За рулем был не я.
— Можешь ведь говорить, верно? А теперь, в последний раз прошу, скажи правду.
— Это и есть правда. За рулем был не я.
— Если не ты, то кто?
— Джек, — произносит он односложно, так, что я понимаю, что никого другого он уже не назовет.
— Разумеется, кусай руку, которая тебя кормит. Вини хозяина. Да только дело в том, что у твоего босса железное алиби.
— Нет никакого алиби. Это о-он, — настаивает Юкилис.
— Врешь. Джек был в Калифорнии. В Лос-Анджелесе.
— Нет, не был. Поверь мне. Точно не был.
Джек был в Лос-Анджелесе, в реабилитационной клинике. Это выяснил Рики. Машина действительно принадлежит Джеку, но Джек был в Лос-Анджелесе, он сам мне это подтвердил. Неуклюжая попытка оправдаться меня только разозлила. Твоя жизнь висит на волоске, и волосок этот в моих руках, тебе мое благоволение нужно, а не гнев.
— Скажи мне правду.
— Это и есть правда.
— Джек мне сказал, что за рулем был ты.
— Это ложь. Это ложь, которую мы вместе придумали, — говорит он.
Глаза у него закрываются.
Но вот он поднимает веки. Белки красные. Глаза усталые. Что-то в них такое… Непохоже на уловку отчаявшегося человека. Это… похоже на истину.
— Джек был в Калифорнии, — пробую я снова.
— Джек был в Фэрвью.
— Нет.
Зубы у него стучат. Губы посинели. Зрачки расширены.
— Он участвовал в кастинге… какой-то серьезный фильм, г-главная роль… Всех завернули, оставались т-только Джек и еще один парень. И тут Дэвид Пресс — он агент Джека — с-сообщил ему, что Джек не прошел. Взяли кого-то д-другого. Джек начал пить, п-полетел в Вейль. Вернулся, разыскивал меня. Я б-был в Денвере. Он пошел в бар, какие-то ребята угостили его, купили ему выпивку, всего-то п-пару пива… Он все равно сел за руль — решил, что сам д-доедет домой. Джек и сбил того чувака.
— Нет, — шепчу я. Но это лишь слово. Правду я чувствую на слух.
А хуже всего, что на самом-то деле я и так все это время понимала, кто убийца.
Вот только…
Юкилиса было легко ненавидеть. А Джек мне нравился.
Через минуту перекрестного допроса я уже знаю всю печальную историю: Юкилис возвращается из Денвера, находит Джека, видит, в каком состоянии машина, видит кровь на капоте. Ждет появления полиции. Но полиция не является. Допустим, это олень, думает Юкилис. Или собака. Или если — в худшем случае — человек, то свидетелей не было. Он не паникует. Подходит к ситуации творчески. Везет Джека в Вейль, фрахтует там самолет, который посреди ночи приземляется в Лос-Анджелесе. Лимузин отвозит Джека в реабилитационный центр «Надежда» в Малибу. Юкилис намеренно дает утечку информации — пробалтывается журналистам, что Джек провел в центре два дня и что дела у него идут хорошо.
В общем, я, как говорится, не того похоронила.
«Может, я и поторопился произвести тебя в детективы», — сказал Гектор.
Точно. Поторопился.
Я судорожно соображаю. Погоди-ка минутку. Ты виноват уж хотя бы в том, что прикрывал Джека. Пособничество после совершения преступления.
— Ты отвез его в реабилитационный центр, и все?
— Да.
— Но ты же подкупил полицию.
— Нет. Это уже потом. Шериф Бригс как-то п-пронюхал. Срубил с нас пятьдесят косых.
— Пятьдесят тысяч долларов?
— Д-да, пятьдесят. Сущие гроши. П-повезло, что так мало взял. Он… взял даже не себе.
— То есть?
— Внес в п-полицейский благотворительный фонд.