И занервничала. Облегающие черные американские джинсы и туфли, пусть даже на низком каблуке, — не самая удобная экипировка, чтобы рвануть через сад и перебраться через стену.
Налила себе еще чашку кофе.
Вернулся молодой человек в синей форме. У него были длинные ресницы и приятная улыбка.
— Вас хотят видеть. Пройдемте, пожалуйста.
Кто? Кто?!
Мой провожатый вел меня вдоль фасада, мимо плавательного бассейна; через двойные двери мы вошли в дом.
Дом напоминал музей. Старомодная мебель, на кухне — плита. Никаких современных бытовых приборов. При виде украшающих стены охотничьих трофеев я вспомнила, что такое «Финка Вихия», дом с башней. Я никогда тут не бывала, только читала об этой вилле. Дом с окнами, выходящими на обе стороны, безупречный бассейн, ухоженный сад, ставни здесь не закрывают, чтобы обитатели могли видеть рассвет, утренний туман и море вдалеке. Для опытных убийц, выжидающих снаружи, эта усадьба — просто находка.
По стенам развешаны головы горных козлов, ибексов и антилоп, на полу — шкуры других убитых животных. Книжные шкафы, выкрашенные белой краской, переполнены книгами. На столах журналы «Филд», «Спектейтор», «Нью-Йоркер» от ноября 1958 года. Афиши, возвещающие о бое быков. Смелые полотна Миро и Пауля Клее. Латы с небрежно наброшенной на них шкурой гепарда. Скульптурная композиция Пикассо «Голова быка». И, примостившись на краешке одной из двух находящихся в комнате одинаковых кроватей, такой же странный и нереальный, как Пикассо, в пижаме и черном шелковом халате сидит центральная фигура картины — Рауль Кастро.
Остатки волос тщательно выкрашены в темный цвет. Загорелая кожа на лице и шее свисает складками. Под желтоватыми глазами — мешки, но в отличие от Фиделя у него сохранились собственные зубы, и даже в столь ранний час Рауль выглядит гораздо моложе своего брата.
Увидев меня, он поднес палец к губам и указал на кровать. В комнате он был не один, на другой кровати спала молодая женщина. Ничего скандального в этом нет. Хотя Вильма Эспин и покинула этот мир совсем недавно, с матерью своих четверых детей Рауль расстался уже лет двадцать назад.
Он указал в сторону кухни. Дом одноэтажный, комнаты образуют анфиладу. Только в кухне можно закрыть двери.
— Сюда, — шепотом позвал Рауль.
Мы вошли, и из кухни тут же выскользнули двое сотрудников ГУР.
Рауль тщательно закрыл дверь; опираясь на сосновый стол, открыл ставни.
— Который час? — осведомился он.
— Шесть пятнадцать, — тихо ответил голос из-за окна.
Рауль зевнул и покосился на окно.
— Кофе, — попросил он.
Присел к столу и жестом пригласил меня.
— Времени у нас мало, к десяти усадьба открывается для туристов.
— Я не понимаю, что происходит.
Рауль улыбнулся и потер подбородок. В исполнении любого другого кубинца такой жест — явное указание на Бороду, но Рауль всего-навсего оценивает состояние щетины.
Через окно передали кофейник, две чашки и сахарницу. Рауль налил себе эспрессо, сахар не положил. Понятно, как ему удалось сохранить зубы.
— Происходит, товарищ Меркадо, допрос.
Страх нарастал в геометрической прогрессии. Мне было страшнее, чем на замерзшем озере. Снаружи полно людей из ГУР и министерства, но Рауль, видно, собирался заняться мною лично.
— Не выпьешь чашечку? — спросил он.
Я отказалась.
Он сделал глоточек:
— Неплохой. Точно не хочешь?
— Нет.
— Знаешь, кто я? — Он взглянул мне в глаза.
— Конечно.
— Я deus ex machina твоего приключения, Меркадо. Знаешь такое латинское выражение? Оно означает «бог из машины». Моя задача — обеспечить торжество добра в финале.
— Я не пони…
— Кто убил твоего отца, Меркадо?
Я попыталась скрыть удивление и ответила ровным голосом:
— Понятия не имею. В Ла-Юма кто-то сбил его и скрылся с места аварии.
Рауль озадаченно нахмурился, как видно, не понял, что такое Ла-Юма. Это что же получается? Он не знает смысла выражений, которыми пестрят его собственные гневные речи о подрывной деятельности?
— Ла-Юма — Соединенные Штаты, город называется Фэрвью, штат Колорадо, — объяснила я.
— Кто его убил? — повторил он вопрос.
— Мне это неизвестно.
Рауль вздохнул и посмотрел в сад. Оттуда в кухню доносилось благоухание гибискусов.
— Вы вошли с фасада?
— Да.
— Ты слышала, что Ава Гарднер купалась голышом в том бассейне?
— Нет.
— Знаешь, кто такая Ава Гарднер?
Я пожала плечами:
— Кажется, что-то о ней слышала — голливудская кинозвезда пятидесятых…
— Молодежь!.. А что ты думаешь о том, что я ночую в доме Хемингуэя? В его постели? — спросил Рауль.
— Ничего не думаю.
— Может, я его оскверняю?
— Нет. Это всего лишь дом.
Рауль ухмыльнулся:
— Я тоже так считаю. Просто дом, как и любой другой. Мой брат никогда не спит в одном и том же доме две ночи подряд. Боится ЦРУ. Думает, его убить хотят. Одно время он и КГБ боялся. Но теперь только ЦРУ.
Его брат. Jefe — неуязвимый, бессмертный. Я постаралась скрыть нервозность под маской вежливого интереса.
— Знаешь, почему я сплю здесь, в этом доме? — продолжал странный допрос Рауль.
— Нет.
— Мы — прошлое, настоящее и будущее революции. Мы должны находиться в безопасности. В Ираке американским пилотам запрещалось бомбить культурные, исторические и религиозные сооружения. Может, я и параноик, но здесь я чувствую себя в безопасности, и мне это чувство по душе.
— Приятное место, — согласилась я.
Рауль вздохнул: