— Не знаю.
Рауль хлопнул ладонью по столу, вновь потер подбородок. Зашел с другой стороны.
— Как, по-твоему, нам удалось удержаться на этом острове почти пятьдесят лет, один на один против самой могущественной державы на планете? — спросил он. — Страна у нас бедная, природных ресурсов мало. Как революции удалось выстоять вопреки титаническим усилиям врагов?
— Не знаю.
— Потому, товарищ Меркадо, мы выстояли, что мы умны. Нас все недооценивают. Раз за разом. Ты показала себя молодцом в Мехико. Подозревала, что прицепим тебе хвост, и была права. Но ты не учла моего личного интереса в этой истории. Не учла, что ГУР предвидело твои действия.
— Что вы имеете в виду?
— Мы хотели, чтобы ты заметила хвост. Хотели, чтобы увидела его. И мы позволили тебе думать, будто ты от него избавилась, но ты не заметила другой хвост, товарищ Меркадо. Ты молодец, но ты всего лишь полицейский офицер, а мы — стражи революции. Мы — ГУР.
Второй хвост.
Нет. Он блефует. Пытается задурить мне голову.
— Я… я вам не верю.
— Мы проследили за тобой до терминала Норте, откуда ты поехала на автобусе в Гомес-Паласио. Нашла койота и той же ночью пересекла пустыню. Случился непредвиденный и неприятный эпизод в местечке под названием Кровавая развилка — ну разве не прелесть эти английские названия? — и, по данным нашего оперативника, в этой передряге ты держалась очень стойко. Фактически после этого случая он рекомендовал продолжить семейную традицию и тебя завербовать.
Семейную традицию? Наш оперативник? С какого бы вопроса начать?
— Ваш оперативник?
Рауль зевнул, между подбородком и шеей затряслась крупная складка.
— Наш оперативник в фургоне койота.
Мой ангел-хранитель. О господи! Пако.
Агент кубинской разведки.
Он якобы ездит в Денвер, умело обращается с карабином; человек во взятой напрокат машине с нью-йоркскими номерами — его связной. Теперь все становится совершенно ясно…
— По лицу вижу, ты понимаешь, — заметил Рауль.
Теперь надо говорить правду. Быстро. Спасать себе жизнь. Спасать Рики, маму. Правду.
— Да, я ездила в Америку.
— Сними шапчонку, — попросил он. — Дай взглянуть.
Стянула с головы бини. Он осмотрел повязку.
— Царапина. Особенно не гордись, Меркадо. Я однажды видел человека, который получил пулю между глаз и через две недели уже сражался в наших рядах. В горах дело было, — поведал он.
— Повезло человеку.
— Как сказать. Потом пришлось повесить его за изнасилование… Так кто же убил твоего отца, офицер Меркадо?
— Человек, по имени Юкилис, он…
— Моему терпению есть предел, — прервал он. — Повторяю свой вопрос, и на этот раз, если не скажешь всей правды, буду считать твою поездку преступлением против государства. Заговором, в который вовлечена вся твоя семья. Ты понимаешь?
— Да, товарищ Кастро.
— Кто убил твоего отца, офицер Меркадо?
— Это… это… Это актер один, голливудский актер, по имени Джек Тайрон. Он живет в Фэрвью, штат Колорадо. Поехал домой пьяный, сбил отца, столкнул под откос и уехал. В Америке это называется «скрылся с места аварии».
— Мне говорили, нелегкая была смерть. Если тебе не слишком больно об этом рассказывать, я бы хотел услышать подробности. Как умирал твой отец?
— Ноги переломаны. Грудная клетка — всмятку. Он пытался выбраться на дорогу, но не смог. Легкие были заполнены кровью. Он захлебывался ею. Медленно. Умирал несколько часов. Когда его нашли, лицо было обморожено.
Что-то в выражении лица Рауля чуть не выдало его истинные чувства, но он тотчас же взял себя в руки. У него почти получилось, но не совсем. Буквально через мгновение он продолжил с напускной небрежностью:
— Голливудский актер Джек Тайрон?
— Он молодой еще. Тридцать лет. Восходящая звезда. Вряд ли вы о нем слышали.
— Отчего же? Знаю его. Не по фильмам, разумеется.
По рапортам Пако.
Солнце в конце концов прорвалось сквозь туман, освещая желтыми лучами комнатный полумрак. На коньке крыши заверещали попугаи. Скоро к ним присоединились и другие птицы.
— Значит, выяснила, что Джек Тайрон убил твоего отца, и оставила его в живых? — спрашивает Рауль.
— Да, я не стала убивать его. — Отвечаю смело, но жду свиста следующей пули.
И пуля не замедлила вылететь.
— Почему?! — тяжело роняет он.
— Убила того, кто замял это дело. Утопила в озере. Убила полицейского офицера, который взял деньги и помогал замять историю. Тайрона я отпустила. Он был пьян. Аварии даже не помнил. И потом делал все, как ему говорили: произносил нужные фразы, играл свою роль. Он же актер. Он не… Он сделал это неумышленно, — объяснила я, наблюдая, как лицо Рауля подергивается от гнева. — Я его предупредила, что стану за ним следить. И если он не будет примерно себя вести, вернусь. Вернусь и убью.
Рауль склонил голову к плечу, как будто милосердие для него — явление теоретическое и на практике не встречается.
— Ты убила тех, кто покрывал убийцу, но самого Тайрона отпустила?
— Да.
Мой ответ Раулю не понравился. Он покраснел и ударил ладонью по столу. Подпрыгнула кофейная чашка. В окно заглянул громила охранник.
— Не твое это было дело! — крикнул Рауль.
— Я не…
— Молчать! Не твое дело! Я послал тебя туда. Я. Надо было выполнить это задание для меня! Хуан Меркадо играл на нашей стороне! Мы… Я принял решение сохранить ему жизнь, а меня переиграли.
В самиздатовских запретных книгах цитируются характеристики наставников-иезуитов, которые учили братьев Кастро: Фидель — одаренный, непослушный, агрессивный, он не умеет проигрывать. Рауль — уравновешенный, хладнокровный, его трудно разозлить. Я всю жизнь этому верила, но оказалось, что книжки врут. Лицо Рауля побагровело. Стоило ему сейчас сказать слово, и ребята из ГУР вывели бы меня к цветочкам и пустили пулю в голову. И он вполне мог сказать это слово.