Деньги на ветер - Страница 40

— Да запросто. Там и встретимся.

Он постоял еще немного, что-то обдумывая, потом решил высказаться до конца:

— Обычно я не даю людям возможности выбирать, но… Гм, где предпочитаешь работать: на горе Малибу, как мы ее называем, или в центре города, где немного полегче? Дело, наверно, кончится тем, что побываешь и там, и там, но на горе тем хорошо, что через две недели начнут давать рождественские чаевые. Может оказаться доходно.

На горе, разумеется, тут и обсуждать нечего.

— На горе, — сказала я.

— Я договорился с другими девчонками. Помни, половину чаевых получаю я, никаких исключений, О’кей?

— О’кей.

К Рождеству меня здесь не будет, так какого черта беспокоиться?!

Казалось, у Эстебана полегчало на душе.

— Отлично. Я решил тебе напомнить. Не хотелось бы потом действовать с позиции силы.

— Думаете, у вас бы получилось? — спросила я с улыбкой, выставляя полусогнутые худые руки, как это делают боксеры. В шутку, конечно.

Он ухмыльнулся:

— Ты мне нравишься, Мария. Если получится, может, поработаешь на меня у нас в офисе на Пёрл-стрит.

— Может, и поработаю.

— Хорошо. Ну, жду тебя внизу. — Он уж совсем собрался уходить, но в дверях снова остановился. — Там много не будет, знаешь ли, так что особенно не надейся, — сказал он.

— Чего много не будет? — не поняла я.

— Рождественских чаевых. Маргарита и Луиза убирались в доме у Круза и получили по тысяче баксов каждая. Но от нынешних наших говнюков такого не дождешься. Это светила помельче.

— Ну ничего, — согласилась я.

— Давай поторапливайся. — Он вышел наконец из комнаты.

Я оделась как горничная — в нечто мрачное, черное, с короткими рукавами и синим кантом, но это было гораздо лучше, чем форма, в которую одевали прислугу в отеле «Националь» или в «Севилье». Пригладила взъерошенные волосы, почистила зубы, умыла лицо. Взглянула в зеркало. Внешность непримечательная, но вид свежий и отдохнувший.

Анжела, худощавая девчушка из Мехико, разложила на кухне по чашкам и залила кипятком «Нескафе». Я сделала несколько глотков горьковатой жидкости и вместе с Анжелой и другими мексиканками забралась в задний отсек «ренджровера».

Эстебан ехал быстро, спешил. И так же быстро говорил:

— Луиза, Анна, подброшу вас до Пёрл-стрит. Сейчас все нервничают, но только не я. Если агенты Службы иммиграции по-прежнему в городе, в чем я сомневаюсь… Помните, они ведь государственные служащие, так что на работе до десяти часов не появятся. Понимаете, что я вам говорю?

И Анна, и Луиза, казалось, не понимали.

— Господи! Неужели я тут единственный человек с мозгами? Надо закончить уборку к десяти часам.

Луиза взглянула на нас с Анжелой с выражением, смысл которого остался для меня тайной, но до Анжелы, кажется, дошло — она кивнула. Луиза наклонилась вперед, так что ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от Эстебана.

— Дон Эстебан, как же нам успеть с работой до десяти часов? Мы чудеса не творим. Вы, наверно, с ума сошли, — сказала она.

Луиза была из Гвадалахары и старше остальных, так что, как я поняла, могла позволить себе определенные вольности по отношению к Эстебану. И все-таки Анжела и Анна, казалось, удивились ее смелости.

Эстебан обернулся, собираясь, видимо, дать единственно возможный в такой ситуации ответ — почти наверняка грубый, — но решил избрать другую тактику:

— Слушай, Луиза, ты постарайся. Начни с самых важных клиентов, «Гермес», «Гуччи», «Донна Каран», — ну, понимаешь, с самых ценных для нас. Все там сделай и убирайся с улицы до десяти. Мы в непростом положении, надо поддерживать друг друга.

Он высадил Луизу и Анну у магазина «Брукс Бразерс» и повез меня на гору, которую они называли между собой Малибу.

Не успели мы проехать и одного квартала, зазвонил его сотовый.

— Да?.. Да?.. Да!

Он закрыл телефон и дал задний ход. Луиза докуривала сигарету, Анна, находясь уже в магазине, включала свет. Эстебан опустил стекло и позвал Луизу. Чему-то он был очень рад.

— Жозефину не забрали. Она была у своего дружка. Господи, она не показывалась, я уж решил, что ее замели. А ее отпустили.

— Жозефину? Ну и ладно. — Луизу, похоже, новость обрадовала куда меньше.

— Так что к десяти вполне успеете закончить, Жозефина будет работать с вами, — сказал Эстебан.

— Все равно трудно будет все успеть, — заметила Луиза.

— А вы постарайтесь! — Эстебан закрыл окно. — Хорошие новости, — сказал он, оборачиваясь к нам с Анжелой. — Отличные новости. Кто хочет в «Старбакс»? Угощаю!

Анжела закатила глаза, как бы говоря мне: «Хочет пустить тебе пыль в глаза». Но я, прожив три дня без кофе, отказаться не могла.

— Я хочу, — выпалила я.

«Старбакс» — мое первое впечатление о белой Америке.

Запах ванили. Пол Маккартни поет песенку о любви. Неряшливые мужчины в пятидолларовых пластиковых шлепанцах-вьетнамках работают за ноутбуками по пять тысяч долларов.

Белые люди обслуживают нас.

Эстебан заказал кофе, круассаны, пирожные и положил доллар в кружку для чаевых.

Я пила con leche, и вкус у него был почти как у кофе с молоком.

— Ну, как тебе кофе? — спросил Эстебан.

— Хороший, спасибо, — поблагодарила я.

Анжела выбрала себе напиток, поверх которого возвышалась шапка взбитых сливок, его надо было пить через трубочку.

— А у меня просто восхитительный, — сказала она.

— Видите, здесь не древний Рим, иногда и мы можем почувствовать себя господами, — совсем некстати заметил Эстебан.

Он вытащил из контейнера для прочитанных газет «Фэрвью пост» с заголовком «Танкредо приветствует рейды СИН». Прочел статью и передал мне.