Деньги на ветер - Страница 7

Ты меня понимаешь? Нет, я, кажется, сама себя не совсем понимаю.

В машине страдала не я одна.

— Как будто рождаешься под стеклом, — сказала женщина из Веракруса.

Уж не знаю, что она имела в виду.

«Лендровер» со скрипом выбрался из огромной песчаной рытвины.

— Пока вал цел, все нормально, — пробормотал Педро, и, как бы отвечая ему, двигатель зарычал, запнулся, заглох, но сразу снова завелся.

Господи, только этого нам не хватало. Под местечком Делисиас Педро пришлось заводить машину вручную. Он уверял нас, что старые «лендроверы» лучше новых, но никого этим, кажется, не успокоил.

Изобразив безразличный зевок, я потянулась к рюкзачку за бутылкой с водой. Но там было пусто. Маисовые лепешки-тортильи, текила и вода исчезли.

Мне кивнул парень из Манагуа. Последние минут двадцать он беспокойно ерзал на сиденье. Нервный парнишка. Интересно, с чего это он такой непоседливый? Юношеская энергия распирает или он льдом закинулся? Льдом, объясняю для непосвященных, называют на жаргоне кристаллический метамфетамин.

— Что стряслось, сестренка? — спросил он развязно по-испански, но с сильным акцентом. У него было лукавое лицо, создавая которое, природа будто сплюснула материал с боков от уха до уха и вытянула носогубную часть вперед. Большие зеленые красивые глаза, отброшенная назад шевелюра под Элвиса Пресли.

Такие мне нравились. Лет десять назад.

— Вода кончилась, — ответила я.

Парень кивнул, полез в грязноватый рюкзачок и вытащил оттуда бутылку с водопроводной водой.

— Спасибо, — сказала я, протягивая к ней руку.

— Пять долларов, — сообщил парень.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Четыре, — уступил он.

— Шутишь.

— Три.

Но меня уже достал этот никарагуанский панк, подонок, полукровка. Ясно, что первостатейный гад. Ему дай только посмотреть, как это делается, — уже через год будет набивать старушек в мясовозы, а потом высаживать их поджариваться на высохших соленых озерах при первых признаках появления поблизости людей из Службы иммиграции.

Я прислонилась к стенке кузова и стала смотреть в окно.

Лазурное небо.

Обрывки облаков.

Поздняя луна.

Интересно, где это мы сейчас?

Одно время, но недолго, на горизонте намечались какие-то горы. Пустыня становилась все белей.

— Один доллар, — сказал парень, похлопывая меня по ноге.

Я посмотрела на лапу с длинными пальцами и грязными ногтями, лежавшую у меня на бедре, сняла ее левой рукой и переложила к нему на колени. Внимательно посмотрела ему в лицо. Высокие скулы, лицо в форме гроба, в саркастической ухмылке — оттенок угрозы. Видимо, считает себя сердцеедом. Черт, да он, вероятно, и был им у себя в Манагуа. На него клевали девчонки до шестнадцати и вдовы после пятидесяти, но все остальные видели его насквозь.

На нем не по размеру большая черная футболка и синие джинсы «Ранглер», подрубленные на машинке. Меня заинтересовали кроссовки: белые, фирмы «Найк», модель «Джордан», подошва с воздушной полостью, снаружи кажется, что она двухслойная. Парень вырядился в дорогу, но было видно, что он — в штанах, доставшихся от брата, и в чужих подержанных кроссовках — грязен и беден.

Тем не менее это его не оправдывало.

— Один доллар за освежающий напиток, — не отвязывался парень.

Надо его вразумить.

— В наших местах, дружок, говорят: «Не дашь человеку напиться, он за тебя у райских врат словечка не замолвит». Но, может, ты не веришь в рай. Дело обычное. Сейчас многие не верят, — холодно сказала я.

Парень смутился.

— Расскажите, сеньора, — попросил он.

Сеньора, не сеньорита. Нормально. Так-то лучше, чем «сестренка».

— Это просто поговорка, забудь, — попыталась я ободрить его.

По холодному, пренебрежительному взгляду я поняла, что он на крючке. Как просто. Бедный ребенок, подумала я и отвернулась к равнине за окном. Несколько жалких деревьев, высохший ручей.

— Ну ладно, пятьдесят центов — и вода ваша… Черт, да возьмите даром!

Я зевнула.

— Берите, — сказал парень, ставя бутылку мне на колени.

Дальше мучить его не было смысла.

— Только ради тебя, — согласилась я.

Он с облегчением улыбнулся. Совсем по-детски, широко, открыто. Жизнь еще не отучила. Да он и не видал ее по большому счету.

Ему двадцать один или двадцать два. Я его старше лет на пять. Полдесятилетия, а какая разница в опыте!

Отвинтив крышечку, глотнула тепловатой воды и вернула бутылку, поблагодарив:

— Muy amable.

Он прижал руку к сердцу и вежливо отозвался:

— Не стоит благодарности.

Видимо, парень рос и воспитывался среди своих сестер и тетушек. Мне стало любопытно, и я спросила:

— Как тебя зовут?

— Франсиско.

— Педро, кажется, говорил, ты из Никарагуа?

— Родом оттуда, но несколько лет жил в окрестностях Мехико-Сити. Потом переехал в Хуарес.

Черт, я-то как раз собиралась сказать, что тоже из Мехико-Сити. Придется придумать что-нибудь другое.

— Ясно, — торопливо проговорила я. — Чем собираешься заняться в Америке?

— Хочу делать деньги, — признался он.

Старик что-то пробурчал, мальчик-индеец ухмыльнулся. Разумеется. Я тут среди них белая ворона. В Америку все едут за деньгами.

— А что не пересек границу в Хуаресе?

— «Vientos Huracanados», «Ураганный ветер», — объяснил он шепотом, наклонившись поближе.

Я понимающе кивнула. Это новая, особо опасная банда, торгующая наркотиками. Они никого не убивают. Они просто приходят к вам в дом, дробят коленные чашечки вашим детям. Потом едут к вашей маме и поджигают дом вместе с нею. Потом едут на кладбище, выкапывают из могилы тело вашего папы и отрывают ему голову. С такими лучше не связываться.