Он замедляет шаг. Успокоился. Я перестаю хромать.
Гектор усмехается своим мыслям, наверно, думает о приключениях с девушками во время долгих кошмарных поездок из Сантьяго в Гавану по железной дороге.
— Упала на лестнице, детектив Меркадо?
— Да, сэр. Воры повыкрутили все лампочки на этой…
— Я в детстве в колодец свалился. Ты знаешь?
— Нет, сэр.
— Как думаешь, это ранний признак идиотизма или гениальности?
— Не знаю, сэр.
— Философ Фалес Милетский свалился в колодец, созерцая небеса. Слыхала о таком, детектив?
— Нет.
— Что изучала в колледже?
— У меня было два профилирующих.
— Что именно?
— Английский и русский.
— И нашим и вашим, а? Вот это мне нравится.
— Да нет сэр, у нас выбора не было, приходилось делать что велят…
— Ты когда здесь последний раз гуляла? — прерывает меня Гектор.
— Вчера. Каждое утро здесь прохожу. Я…
— А я нет. Наверно, последний раз ходил здесь год назад. У меня же, знаешь, машина. Новехонький «фольксваген» мексиканской сборки, — говорит Гектор с гордостью.
— Не знала.
— Действительно, откуда тебе знать! — Он вздыхает. — За этот год тут многое изменилось. К худшему. На Кубе всегда все меняется к худшему.
— Да, сэр, — поддакиваю я и тут с ужасом соображаю, что сейчас он пустится излагать мне свою теорию.
— Вот именно. Положение для коренных кубинцев ухудшилось с приходом испанцев, потом ухудшилось с приходом янки, потом еще ухудшилось при диктаторах, потом ухудшилось при сержанте Батиста, потом ухудшилось при Фиделе. И вот увидишь, будет и далее ухудшаться при Рауле и венесуэльцах.
— А после Рауля? — осмеливаюсь я спросить.
— Это при майамистах-то? — Он глянул на меня, озорно блестя глазами, и вдруг сказал загадочно: — Об этом поговорим через минуту.
Идем вдоль парапета, приближаемся к повороту набережной у крепости. Вдалеке видны форт Сан-Карлос и трубы нефтеперерабатывающего завода, стоящего в бухте.
Ветер с берега относит дым к Флориде, лежащей в ста пятидесяти километрах к северу отсюда, за этими чистыми водами.
Гектор закуривает сигару, предлагает и мне. Я отказываюсь. Два лета работы на табачных плантациях в рядах организации юных пионеров напрочь избавили меня от желания курить кубинские сигары. Он усаживается на парапет.
— Садись рядом. — Он хлопает ладонью по камню.
Сажусь.
Докурив сигару и не удовлетворив потребность организма в никотине, Гектор лезет в карман поношенного кожаного пиджака за пачкой доминиканских сигарет. Предлагает и мне, на этот раз я не отказываюсь. Он подносит мне зажигалку. Затягиваюсь. Ага, вот оно что! Сигареты на самом деле американские. «Кэмел». Он носит американские сигареты в пачке из-под доминиканских.
— Знаешь о концепции duende, Меркадо?
— Это что-то вроде фламенко?
Он вздыхает и объясняет:
— Мой отец был на лекции, которую Лорка читал о duende здесь, в Гаване, в девятьсот тридцатом году. Duende — темная творческая энергия, противоположность духу муз. Этой энергии следует избегать, она ввергает человека в беду, Меркадо, убивает, как убила через несколько лет Лорку.
Я молча смотрю на него. Он вслушивается в свои мысли, хочет изложить связно:
— Скажи хоть, что знаешь, кто такой Лорка, детектив Меркадо.
— Конечно, знаю. Его фашисты убили.
— Да. Фашисты убили, — говорит он медленно, со значением произнося каждое слово.
Волны.
Чайки.
Гремит цепь о буек.
— У меня здесь есть собственность, — сообщает он наконец, указывая на ряд заброшенных домиков с заложенными кирпичом оконными проемами.
— Правда? — Я не смогла скрыть удивления.
— Да. Деньги, вложенные в землю. Лучше не бывает. У самого моря. Сейчас земля здесь и дерьма не стоит. Купил, можно сказать, даром. Но через пять лет вернутся янки…
— Думаете, янки будут тут через пять лет?
— Или около того. И зови меня Гектором, Меркадо. Зови меня Гектором.
— Есть, сэр.
Перед нами на берегу дети копошились среди железобетонных береговых сооружений, разглядывая дары, выброшенные морем; дальше по берегу в неярком свете начинающегося дня какой-то безрассудный тип сооружал плот из плавника и пластиковых пакетов. Почему-то я неотрывно следила за его движениями.
— Хочешь сегодня заполнить анкеты? Их много. Раньше тебе не доводилось этим заниматься? — спросил Гектор.
— Нет, сэр.
Мы посидели молча, вслушиваясь в шум прибоя. Бледное солнце поднималось над еще более бледным морем. На проезжей части Малекона появились первые машины.
Гектор прокашлялся и предупредил:
— Не собираюсь полемизировать с тобой, Меркадо. Я ведь тебя знаю. Знаю, что ты упрямая, знаю, что умная, знаю, что твой брат многим рисковал, но я тебе все-таки скажу. Если думаешь, что отвела мне глаза, очень ошибаешься. А не сможешь одурачить меня, не одурачишь и других в министерстве.
— Это вы о чем?
— Сколько ты уже у нас работаешь?
— С окончания колледжа. Пять лет.
— Я произвел тебя в детективы. Я тебя выдвинул. Я.
— Мне это известно, сэр. И я очень благодарна и сделаю все, чтобы оправдать оказанное доверие…
Он покачал головой, прищурился.
— У меня нет дочерей. Только двое мальчишек, — произнес он с грустью. Один в Министерстве сельского хозяйства, ведает выращиванием фруктов, другой не работает.
Мне и это было известно, но я молчала.
— Одно время мне казалось, Меркадо, мы понимаем друг друга. Хорошо понимаем. На днях в Старой Га… — Гектора начал бить кашель, но вскоре приступ утих; Гектор опять прочистил горло, однако не спешил заговорить.